В детстве, во время месяцев летних каникул которые я проводила с бабушкой на полуострове какумяэ, в дикой его части с каменистым пляжем, я рано стала медитировать, голодать, заниматься цигун. Жила в солярном ритме бытия. Втихаря на рассвете бежала на оконечность полуострова и там встречала солнце, сидя в позе лотоса. Мне было тогда лет 10. Этот мыс был как край земли типа Финистерры. Мыс полуострова с огромным камнем. Мы его так и называли большой камень. А на закате солнце садилось в море. И мы сидели на большом камне на обрыве.
А теперь мы никому не нужны так как тогда, так как бабушке. Солнцу. Детству. Возможно мы теперь никому не нужны, потому что не воспринимаем себя обьективно. Либо потому что мы не на своем месте. Либо потому что настолько деликатны, что другие думают, что это нам никто не нужен. А может больше не верим в себя, запутались. Возможно вообще мы думаем что мы победители а представляем из себя жалкое зрелище. И еще становимся постепенно теми, на кого меньше всего хотели быть похожи. Возможно в этом подсознательном векторе, направленном на сжатие, умаление, а то и самоуничтожение, заложено смирение. И вакуум позволяет сохранять чистоту. Кто я? Никто я.. И вот кажется, вот вот сейчас получится — разбогатеть, завести семью, вот уже почти все получается. Но потом снова хоп, и все валится, рушится. Никто не пишет, варианты заработков, которые казались реальными, испаряются, как дым. Идет первый снег. Конец ноября. Я могу быть влюблена, но другой человек не сильно способствует развитию моих чувств. И мы снова все теряем, так ничего толком и не получив. А только расточив. Жизнь взаймы, жизнь в кредит. Топчусь на месте. И все никак не сдам экзамен, чтобы перейти на другой уровень.
Я лучше стала слышать звуки этого мира, его музыку, его голоса в ветре и шуме реки. И словно не сильный воющий ветер, а тоскливый женский голос, похожий на голос белой дамы в епископском замке Хаапсалу. Ноябрьский нарвский ноктюрн. Я боялась новой живости. Каждая клеточка памяти, души оживала. Благодаря музыке. И было страшно от этой обнаженности.
В ноябре все выходит наружу. Обнажается суть. Эмпаты говорят как мы. На нашем языке. И все равно это все создаем мы. А что если сейчас вот эта колбасня. Эта оголенность, обнаженность нервных окончаний, живость каждой клетки. Музыка играет в каждой частице бытия. А что если сейчас как было после папиной смерти. Опять. Я продаю квартиру. Чищу окончательно остатки моих связей с материальными проявлениями. Чтобы двигаться дальше. Связи с россией которые были вызваны отмаливанием папы и рода. А теперь там правят низы. А верхи уже не хотят. Мои верхи не хотят уж точно. И могут. Я дворовый хулиган, вагабонд. И мокрый ветер в лицо ноября. Месяц ангелов трона мелахель. Когда-то я была вхожа в обители Бога здесь на земле. А теперь меня манят люди. И пустоты заполнены. И хочется открыться навстречу, творить добро. Музыку. Быть деликатной и осторожной. И распространять гармонию и любовь как лучи солнца по поверхности земли.